Саратовская специализированная коллегия адвокатов

Это первое, что я услышал от клиентки, обратившейся ко мне за помощью. Передо мной сидела женщина лет пятидесяти. Одета опрятно и не бедно. Усталые глаза за стеклами очков.

— Вам следует об этом рассказать в милиции.

Она вздыхает: «Уже рассказала и даже написала. Но это так, эмоции. Я к вам пришла по другому поводу — нам нужен адвокат для дочери».

— Той самой, которая хочет вас …

— Да, именно убить. Вчера ее задержали в Кировском отделе, завтра судебный арест

— Ничего не понимаю, давайте по порядку.

Женщина какое-то время молчит, собираясь с мыслями.

— Меня звать Ольга Сергеевна. У меня есть дочь Даша, ей двадцать три года. Она наша приемная дочь. У нас с мужем не было детей. И уже не будет, я это знаю точно, сама гинеколог. Двадцать лет назад мы удочерили девочку из детдома. Сначала все было нормально, потом она учиться стала хуже, с трудом закончила школу. С шестнадцати лет стала курить, исчезала из дома на несколько дней. Связалась с подозрительной компанией. Может всю неделю не приходить домой. Приходит пьяная, грязная. Мы с мужем стали подозревать, что она употребляет наркотики. В этом состоянии становится неуправляемой. Кидается с ножом на меня, на мужа, мою старенькую маму. Не работает, на что живет, не знаю. Подозреваю, что стоит на Казачьей. Последнее время стала нам угрожать. Я думаю, после того, как она узнала, что она нам не родная.

— Милицию вызывали?

— Не раз. Но заявления не писали. Сначала надеялись, что одумается, потом как-то неудобно было писать на дочь. Теперь просто боимся. Она пригрозила, что убьет и меня и мужа, если мы обратимся в милицию.

— А зачем ей адвокат?

— Дело в том, что мы перепробовали все способы припугнуть ее милицией. Участковый, узнав от нас, что она бывает под кайфом, предложил задержать дочь с поличным. Ну, с наркотиком. Я еще тогда удивилась, как долго этого ждать. Я, по крайней мере, ни разу не видела у нее ничего подобного. Милиционер сказал — не беспокойтесь, кто ищет, тот всегда «находит». Вчера, после очередного скандала, мы вызвали милицию. Дашу привезли в отдел, а в ее куртке, действительно, нашли пакетик героина. Несколько граммов. Я догадывалась, что его подкинули. Думала, так надо. Мы надеялись, что через сутки дочь отпустят, и она поймет, на какой путь она встала. А сегодня утром следователь Скоробогатова сообщила, что у нее обнаружен наркотик в особо крупном размере. Срок до десяти лет. По этой статье не отпускают. Завтра арест, видимо, арестуют на весь срок следствия. Да и характеристику участковый дал такую… Что нам делать?

— А что бы вы хотели?

— Мы с мужем всю ночь думали. С одной стороны жалко дочь, с трех лет ее воспитываем. Ведь мы же знаем, что никакого наркотика у нее не было. А за это в тюрьму, да на такой срок. А с другой стороны… Вы знаете, когда ее заводили в камеру, она начала буянить, одному милиционеру сбила фуражку. Из-за решетки нам крикнула: «Я все равно выйду, а вас вместе с бабкой грохну». Вот если бы ее на год осудили, может быть, она исправится, да и мы хоть немного отдохнем. Вы можете сделать так, чтобы ее наказали не по этой статье, а по более мягкой, ну, я не знаю, за дебош или там за угрозы?…

Такого в моей практике еще не было. Ситуация противоречивая, поэтому предлагаю:

— Для начала давайте подумаем о завтрашнем аресте. Не исключено, что судья выпустит ее на свободу. Женщин редко оставляют в СИЗО.

— Н-нет, она вернется домой, и случится то, что она нам обещала. Я не за нас с мужем беспокоюсь. У мамы уже было два инфаркта. А если Дарью арестуют, мы хоть какое-то время поживем спокойно.

— Я понимаю, что, заключая с вами договор, я обязан выполнять только ваше поручение. Но я не могу способствовать аресту вашей дочери. Для этого есть прокурор. У меня по закону совсем другие функции. Есть моральный кодекс адвоката, наконец.

— Ну, хорошо, делайте все, что положено…

С этими словами она, подписав адвокатское соглашение, ушла.

В Кировском отделе милиции я узнал, что Даша обвиняется по тяжкой статье. В дежурной части в присутствии понятых ей было предложено вынуть все из кармана. Она своими руками вытащила из кармана глянцевый пакетик, оставив на нем отпечатки пальцев. Следователь Скоробогатова никаких трудностей в этом деле не видела.

В суд я приехал пораньше, чтобы повидаться с задержанной. Я ожидал увидеть сломленную растерянную девушку. Насколько мне было известно, в такой ситуации она оказалась в первый раз. В камере я увидел молодую женщину с остатками косметики на лице. Она, не обращая внимания на конвой, громко матерясь, заявила, что ее подставили, наркотик подсунули. И все это организовано благодаря приемным родителям: «С-суки, недолго им жить осталось».

— Успокойся, Даша. Твои родители очень переживают о случившемся, наняли меня. Я буду стараться вытащить тебя отсюда. Но при одном условии: ты не будешь мстить родителям. Они этого результата не ожидали. А теперь давай о деле. У тебя в тот день был наркотик?

— Ну, был…

— ?!

 — Но задержали меня с другой дозой, «ментовской». Я даже помню момент, когда они его мне подложили. Сволочи.… Считайте, что не было. Мой героин не тянул даже на крупный размер. Я почти невиновна.

— Понимаешь, Дарья, мне надо точно знать, был ли у тебя наркотик или нет. Нельзя быть наполовину виновной, это все равно, что быть чуть-чуть беременной…

— Кстати, я беременна. Уже четыре месяца. Мне это поможет выйти от сюда?

Вот это новость! Первое мгновение не знаю что ответить. Конвойник прерывает нашу беседу, звякая ключами, открывает клетку, уводя женщину в зал суда.

Судья Милехин, выслушав прокурора, требовавшего арестовать задержанную, задает вопрос, обращаясь к нам обоим: «Ваше мнение?» Я не успеваю ничего сказать, как клиентка бойко заявляет: «Да я беременная, мне что, в тюрьме рожать? Я говорила об этом адвокату»

Наступает пауза. Судья в упор смотрит на меня и тихо спрашивает:

— А что же, вы, защитник, об этом ничего не говорите? Ваша клиентка в положении, а вы отмалчиваетесь.

Оправдываться опасно. Милехин этого не любит. Я прошу дать мне время, чтобы получить соответствующую справку.

— Хорошо, откладываем заседание на два дня. Но если вы, — судья хмуро посмотрел на меня, — не представите медицинский документ, я буду вынужден ее арестовать. И все последствия с ее здоровьем будут на вашей совести.

Из суда я вылетел как ошпаренный. Звоню Ольге Сергеевне. «Нам надо срочно встретиться!». Она приехала через пятнадцать минут.

— Вы знали о беременности дочери?

Мама опускает голову: «Знала.… Незадолго до этого она приходила ко мне на работу в поликлинику. У нее тогда уже было больше трех месяцев. А что это меняет?»

— Да все меняет! Как только я такую справку показываю судье, он ее отпускает на свободу!

— …и все повторяется заново… Она говорила вам, что сделает с нами?

— Говорила, но я ей поставил условие. Выход на свободу в обмен на примерное поведение. Она вроде бы согласилась.

— …вроде бы…Она всегда врет. И очень злопамятная. Я не верю ни одному ее слову.

— Да поймите же вы меня! Я-то почему должен брать грех на душу? Не будет справки — она останется в четвертом корпусе СИЗО. Там для здоровых-то женщин условия ужасные, а уж для беременных…Вы же врач… Сами знаете, какие последствия могут быть.

— Знаю… Мне нужно подумать. Если завтра вам не позвоню, значит, справки не будет…

С этим словами она ушла, а я пожалел, что взялся за это дело. Представил, как на суде встану и скажу: доказательств беременности не имеем. Что потом будет думать обо мне судья? А как мне смотреть в глаза подзащитной? При всей моей антипатии мне следует сделать все возможное, чтобы положение ее не ухудшилось. Всего-навсего принести справку. Если этого не сделаю, она наверняка подумает: «Продался защитничек». Еще больше озлобится против своих родителей.

А если будет справка? Что тогда? Своими руками выпустить джина из бутылки. В этом случае непременно пострадают родственники. Угроза жизни реальная. Зачем я тогда согласился помогать, если моя помощь только во вред! Не одной, так другой. Да ну их к черту всех! Как будет, так и будет. В конце концов, кто они мне? Чужие люди.

На следующий день мать позвонила и сказала, что сама подписала эту злосчастную справку. Отдавая сложенный листок бумаги, она произнесла ту же фразу: «Пусть будет так, как будет. Мы так решили. Дочь все-таки, как потом жить…» В этот же день я представил справку судье и Милехин тут же освободил подозреваемую. Не сказав «спасибо», она решительно вышла из суда и направилась домой.

Через несколько дней, будучи в Кировском отделе, я заглянул в кабинет к Скоробогатовой. Юлия Александровна, разговаривая по телефону, махнула мне рукой, мол, останьтесь. Раздраженно сказала в трубку: «Тут как раз адвокат ваш подошел, с ним и поговорите». Не объясняя, она протянула мне телефон. Я услышал рыдающий крик, в котором узнал голос своей клиентки: «Мы сейчас закрылись на кухне… Она ножом стучит в дверь. Что нам делать?! Может, вы с ней поговорите…». Ответить я не успел, запикали короткие гудки. Опережая мой вопрос, следователь сказала: «Они уже вызвали милицию. У нас все на происшествии, послать некого. Да и вообще… Я ее предупреждала, что все так закончится. Не надо было ее тогда отпускать на свободу. И чего вы добились?» Это уже вопрос ко мне. Я не стал ей ничего рассказывать, благодаря кому моя подзащитная оказалась на свободе. Да и кому это интересно… Чужие люди…